Восточная литература

Идеи насчет Работы / Бизнеса / Творчества / Науки
Аватара пользователя
Mишeль
Сообщения: 4643
Зарегистрирован: 03 фев 2013 08:42

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Mишeль »

Суфийские мотивы в стихах Джафара Мухаммада

Литературоведы исследующие достижение нового стиха (шеъри нав) на языке фарси в последние годы утверждают, что благодаря отражении суфийской философии в новом стихе фарсиязычная поэзия поднялся на свою классическую вершину. Но поэты Мавераннахра за 70 лет антирелигиозной советской пропаганды и насилия над видными представителями исламского просвещения, жесточайшей цензуры постепенно отошли от суфийских тем, опасаясь преследований со стороны коммунистических идеологов. Таким образом, поэты Узбекистана и Таджикистана после приобретения независимости своих республик, стали обращать внимание на отражения суфийских мировоззрений в своих произведениях. А за это упущенное для них время поэты Ирана пошли много вперед, и догнать их нашим поэтам вряд ли удастся.

Исследовательница творчества иранского поэта Сухроба Сипехри сотрудница Института востоковедения АН Узбекистана Наргис Шоалиева в 2002 году выпустила книгу «Тайна красной розы» (Ташкент, издательство «Ёзувчи»). Она в этой книге доказала, что творчество Сухроба Сипехри пропитана суфийской философией. Творчество Сухроба Сипехри имеет огромное влияние и на фарси язычных поэтов нашей эпохи.

С творчеством этого поэта знаком и таджикский поэт Джафар Мухаммад, так как он исследователь суфизма. Две первые сборники стихов Джафара Мухаммада «Веки солнца» и «Глаза дождя» принесли молодому этому сурхандарьинскому поэту славу грамотного талантливого творца болеющего душой за утери национальных ценностей в советское время.

В 2003 году Ташкентское издательство им. А. Кодири выпустило сборник стихов Джафара «Зелёный восход цвета». В стихах этого сборника суфийские мотивы занимают основное положение. Первое стихотворение этого сборника начинается строкой:

«Глазами сердца мы увидели лицо друга, но люди не знают»

Это стихотворение, написанное в форме газели, напоминает газели великого таджикского поэта Джалаладдина Руми. Стихотворение при переводе на другой язык теряет многие свои качества, как музыкальность, национальный колорит, многозначительность и т.д. Но постараемся подстрочным переводом (слово в слово) ознакомит читателя с некоторыми стихами Джафара. В стихотворении «Зелёный восход цвета» он пишет:

Небо было облачным
Земля облачным
Ветер облачным
Слово на кончике языка было облачным.
Цвет моей мысли
Ни северный
Ни южный
И ни восточный и ни западный.
Цвет моей мысли
Был как дух облачным.

Муравей зашагал
от кровеносного сосуда
шейи моей мысли,
На путь, который знал Бог
Поводырь кто?

Муравей был суфием,
Я был тростом на его руке и
по его велению двигался
Я был трость в руках Моисея.

Муравей поднимался выше,
Муравей от меня
На высоту двух листьев
На длине две смерти
И на плоскости утреннего сна была выше.

И земля и воздух
И мысли и память
И путник и путеводитель
И нищета и небытие
Все были облачными.

Я алиф, дол, забар
И зиром стал
Стал взглядом старика (пира)
Пылинкой стал на веке мюрида
и увидел,
На всех хонаках и кельях
Зикр (упоминание) Бога
было облачным.

Даже малознакомому с суфийской поэзией человеку без комментариев ясно, что поэт плывет в мире суфийских образов. Это не явный мистицизм, а своеобразное понимание окружающего мира.

Теперь взглянем, как поэт передаёт свои впечатления суфийскими образами в стихотворении «Кто за этим занавесом?»

За этим занавесом много шума
Что существует за занавесом?
Я потерял путь, куда ноги ставит не знаю.
Где путь?
Я спал, и кто мне протянет руку?
Кто за этим занавесом?

Что за человек был внутри меня?
Что за человек скрывался
за занавесом моей души?
Что за человек был тот,
кто от Млечного пути
его взгляда
Ночное небо был светлым?

Кто был тот который ходил в гости к муравью?
Кто был тот, к которому наведывался
в гости солнце?
Кто был тот, который собирал
цветы в лунный вечер.
Кормился лучом света
Нюхал цвет
Кто был тот которого я
не мог видеть
А он меня видел.

Я в этом городе Бога,
Городом Бога утерян…

Я должен уйти из этого уважаемого города
на путешествие
На тот город, где находился
друг.
Должен нести эту непокорную
голову
До того места где
находилась виселица.

Здесь имеется в виду та виселица, в которой болтался повешенная тело великого шейха Мансура.

Последние стихотворение Джафара Мухаммада из его книги «Зелёный восход цвета» свидетельствует, что новый разновидность суфийской поэзии в форме белого стиха продолжает существовать и имеет перспективы развития и она понятна всем тем читателям классической литературы, которые знакомы с газелями Хафиза, Руми, Аттара, Джами, Навои и произведениями Сухроба Сипехри.

Джафар в одном стихотворении говорит:

Это земля, которое видишь, была
отражением моей тюбетейки,
Небо, такое высокое была
точкой моего взгляда.
Эй астролог судьбы, чего
ищешь там в небесах?
То что в небе видно, частицы
моей грусти.

Поэт поднимается все выше и выше, откуда наша повседневная суета, становятся бессмысленными.

Джафар Мухаммад – хороший поэт. Его стихи любят все, потому что они лаконичны и душевно близки многим читателям. Люблю и я и как многие ожидаю выхода нового его сборника стихов.

В прошлом году осенью я побывал в Ташкенте и встретил его в Институте востоковедения, где он работает. На мой вопрос, пишет ли новые стихи, он ответил: — Для издания сборника своих новых стихов пока спонсора не нашел.

Я был очень рад, что Джафар продолжает писать новые стихи. А спонсор найдётся, когда нибудь. Мир не без добрых людей. Желаю этому прекрасному таджикскому поэту творческих успехов!
Автор: Адаш ИСТАД
Аватара пользователя
Mишeль
Сообщения: 4643
Зарегистрирован: 03 фев 2013 08:42

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Mишeль »

ДЖАБРАН ХАЛИЛЬ ДЖАБРАН (1883 – 1931)

ДУША



Бог Богов, отделив каплю целой души,
Дал ей силу и святость в просторах тиши...
Сделал нежной ее, как морской ветерок,
Ароматной как луг, мягкой как лепесток...

И сказал, одарив ее чашей веселья:
- Пей с нее, как постигнешь благое забвенье!
А затем подарил он и чашу печали,
Чтоб стремленья благие ее увенчали.
И вдохнул он Любовь, что... могла исчезать
Для того чтоб рождаться опять и опять.
А затем дал ей Знание чистых Небес,
Чтоб Пути приводили в обитель чудес...

В глубину ее Разум вложил для познанья
И бесценные чувства, как миг узнаванья...
Он одел ее в страсти, вложил в нее мрак,
И огонь из горнила и глупости знак...

Прах с подножия Вечности дал он и Силу,
Да вдохнул в нее Жизнь - призрак смерти Светила...
А затем улыбнулся сквозь слезы: - Живи!
Если вспомнишь Меня, отвратись ото лжи!

И еще он добавил: - Вот Слово Мое.
Береги, не теряй... В нем спасенье твое.
Аватара пользователя
Mишeль
Сообщения: 4643
Зарегистрирован: 03 фев 2013 08:42

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Mишeль »

Абу Сайид ибн Аби-л-Хасан Йасар ал-Хасан ал-Басри, широко известный под именем ал-Хасан ал-Басри,— крупнейший теолог раннего ислама — родился в городе Пророка — Медине — в642 г. н. э. через десять лет после кончины Мухаммада. Взрослую жизнь ал-Хасан провел в Басре, где и умер в 728 году. Связь его биографии с этим городом нашла отражение в его нисбе (указании на место рождения и/или основной деятельности) — «ал-Басри», т. е. «из Басры». В ранней переводной литературе по истории ислама он иногда именуется «Хасан Басрийский». В период ученичества он еще мог общаться с некоторыми людьми из окружения Пророка, но имена его учителей неизвестны.



***

Знания человеку подобают благотворные, деяния — совершенные, и в этом необходимы чистосердечие, полная покорность судьбе и терпение. Когда все это обретено, человек становится свободным и неуязвимым.

* * *

Овца осведомленнее человека, ибо на зов пастуха она покидает выпас, а человека Глас Всевышнего не удерживает от неправедных желаний.

* * *

Общение человека с дурными людьми делает даже правильные его поступки подозрительными в глазах праведных.

* * *

Если кто-нибудь позовет меня пить вино, я отнесусь к нему лучше, чем к тому, кто будет звать меня к мирским благам.

* * *

Познание достигается тогда, когда ты изгоняешь из себя последние крупицы вражды и зла.

* * *

Рай — это награда не за ничтожные земные дела, а за добрые намерения.

* * *

Видящих только величие Всевышнего охватывает ужас, а те, кто видит и Красоту Его, достигают единения с Ним.

* * *

Помыслы — это зеркало, в котором отражаются все твои добрые и дурные дела.

* * *

Для всякого, у кого слова проистекают не от мудрости, такие слова — сущее бедствие, и молчание, если оно не от раздумья, отражает лишь вожделение и небрежение, и любой взгляд, брошенный не ради обучения, есть только забава, а иногда и прегрешение.

* * *

В Торе сказано: всякий, довольствующийся малым, перестает нуждаться; всякий, устраняющийся от людей, обретает покой; всякий, победивший похоть, обретает свободу; и всякий, кто освободился от зависти, обретает радушие.

* * *

Молчание всегда предпочтительно. Пусть сначала говорят сердца, а потом уже языки.

* * *

Есть три уровня осмотрительности: первый — когда раб Божий говорит только по справедливости; второй — когда он оберегает себя от всего, что может вызвать гнев Всевышнего; третий — когда он стремится к тому, что угодно Всевышнему.

* * *

Крупинка осмотрительности лучше многодневных молитв и поста.

* * *

Раздумья и осмотрительность — мудрейшие из всех возможных деяний человеческих.

* * *

Если бы я точно знал, что во мне нет ни капли лицемерия, то я чувствовал бы себя обладающим драгоценностью, равной которой нет на Земле.

* * *

Все противоречия между явным и тайным, между сердцем и языком проистекают из лицемерия.

* * *

Ни одного правоверного нет среди ушедших, среди живых и не будет среди тех, кто придет, кроме тех, кто трепещет от страха при мысли о том, что он может оказаться лицемером.

* * *

Не каждый, кто кричит: «Я правоверный», таковым является. Всевышний сказал: «Не очищайте же самих себя. Он лучше знает тех, кто богобоязнен» (Коран, 53:33 (32)).

* * *

Правоверный тот, кто не суетлив и не таков, как собирающий дрова в потемках, делает все, что считает нужным и говорит все, что ему вздумается.

* * *

Состояния отрешенности никогда не достигнут те, кто обуреваем страстями, развратники и неправедные духовники общин (имамы).

* * *

Благочестивые деяния в состоянии отрешенности воспринимаются Всевышним, как мольба о прощении, и Он дарует его, даже если благочестивый не высказывает перед Ним просьбы об отпущении грехов.

* * *

Душа человека не сможет устремиться в будущий мир, если этот человек не насытился накопленным, не обрел того, на что надеялся, и не запасся необходимым для того Пути в будущую жизнь, что открывается перед ним.

* * *

Нагруженные легко — спасутся, нагруженные тяжело — погибнут.

* * *

Есть люди, которых великий и всеславный Господь научил тому, что этот мир был дан им взаймы. Они отдали долги свои и налегке ушли.

* * *

Человек понимающий и знающий может разрушать этот мир, чтобы на его развалинах возводить будущий мир, но никогда не разрушает свое будущее, чтобы на его развалинах строить настоящее.

* * *

Каждый, кто познал Всевышнего, любит Его, как Друга, а познав этот мир, видит в нем своего врага.

* * *

Никакое вьючное животное не требует такой жесткой узды, как плотская душа человека (нафс) в этом мире, исполненном соблазнов.

* * *

Если хочешь увидеть, каким станет этот мир после твоей смерти, посмотри, каким он стал после смерти других.

* * *

Клянусь Всевышним, что ни один человек, возлюбивший серебро и золото, не избежит позора и унижения от Него.

* * *

Всякий глупец, завидев идущую мимо толпу, не устоит на месте.

* * *

Всякий, кто приносит тебе слова людей, а твои слова разносит по округе, не заслуживает беседы.

* * *

Всему, что раб Всевышнего расходует на пропитание свое и своей семьи, будет ему предъявлен счет, за вычетом того, что ушло на угощение друзей и гостей.

* * *

Твои домочадцы и дети — друзья этого мира и соперники твоему служению Всевышнему.

* * *

Любая молитва, творимая без участия сердца, лишь приближает тебя к мучениям.

* * *

Покорность — это страх, поселившийся в твоем сердце, которому твое сердце служит беспрестанно.
Аватара пользователя
Mишeль
Сообщения: 4643
Зарегистрирован: 03 фев 2013 08:42

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Mишeль »

Из книги д-ра Дж.Нурбахша "Психология суфизма"
Любовь — это главнокомандующий духа Единства. Когда она разбивает свой шатер в сердце, то искореняет хозяев желания, страстей и эгоцентризма нафса.

Любовь — это Божественное притяжение. Когда она находит дорогу в сердце, она иссушает корни бытия человека, соединяя его сердце с Абсолютным Бытием.

Любовь — это ураган, налетающий из земли Единства, начисто выметающий из сердца нечистоты и сажу множественности и уносящий его в сферу Единства.

Любовь появляется лишь в сердце, которое достойно ее получить. Сердце достойно получить любовь, когда оно преодолело все оборонительные заграждения нафса посредством духовного усердия.

Желающий обрести любовь должен метлой преданности начисто вымести из сердца прах желаний и страстей, чтобы любовь могла ответить на его призыв.

Подготовка сердца к любви — это функция пути (тарикат); обретение любви есть Реальность (хакикат). Сердце, в котором нет любви — не сердце; любовь не укореняется в каком угодно сердце.

Поистине любовь должна прийти к человеку, ей нельзя научиться. Сердце, однако, может стать восприимчивым к любви, если оно очищено от загрязненности нафса. Любовь может войти в то сердце, которое испепелено, не в то, которое отдало себя желаниям и страстям. Вот почему говорится, что любовь — это влечение, приходящее неожиданно, хотя и только к тому, кто был на страже.

Человек может провести всю жизнь в битве с нафсом, но любовь его так и не найдет. С другой стороны, тот, кто испепелен, может в одну из ночей испустить мучительный вздох и любовь унесет его. Во всяком случае, главное здесь в том, что не всякий, преследующий добычу, поймает ее. Но поймать добычу может лишь тот, кто ее преследует.

Для любви требуется искреннее сердце и душа влюбленного, освобожденная от всех привязанностей.

Придай единство своему внешнему и внутреннему бытию при помощи силы искренности и преданности, дабы любовь могла войти в твое сердце и привести тебя к Единству.

До тех пор, пока ты находишься в оковах самости, ты не суфий, ибо любовь не имеет ничего общего с нафсом. Сердце — это сфера двух направленностей — Единства и множественности. Когда сердце очищено от ржавчины множественности, Солнце любви заставляет его сиять светом Единства.

Любовь — это алхимия Бытия. Человек должен умереть по отношению к своей самости, чтобы обрести сокровище вечной жизни.

Любовь — вся удача и благоволение.
Вся —раскрытие сердца и наставничество.
Абу Ханифа ничего не учил о любви;
Да и Шафи 'и не отчитывался о ней.
Как чудесна сура о любви;
Пред любовью четыре священные книги не стоят и одного стиха.
Осуждения закона длятся лишь до смерти;
У науки любви нет конца.
Аватара пользователя
Kayri
Сообщения: 862
Зарегистрирован: 17 май 2012 11:57

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Kayri »

Искал-искал...
Ты нас давно покинул и возвращен, когда
Твое исчезло имя из мира без следа,
Когда срослися ноги в копыта у тебя,
Хвостом ослиным стала седая борода.

... Л. С. Некора приводит легенду, согласно которой этот рубаи Омар Хайям сочинил в связи со следующим случаем: когда ремонтировали нашапурское медресе, на ослах возили во двор кирпичи. Один осёл остановился в воротах и не хотел входить во двор.
Омар Хаям вместе с учеником подошёл к ослу и продекламировал тут же сочинённое им четверостишие. Услышав рубаи, осёл вошёл во двор. Ученикам Омар Хайям объяснил, что душа недавно умершего учителя этого медресе переселилась в тело осла и поэтому осёл не хотел входить во двор медресе. Но услышав четверостишие Хайяма, душа учителя в теле осла поняла, что её всё равно узнали и осёл вошёл во двор.
Натянуто. Почему осёл всё-таки не входил? Привычка души :? Как не лежала она, так и не лежит к тому месту, со всеми вытекающими... :d_sunny:
Эта легенда, по мнению Л. С. Некоры свидетельствует о том, что Омар Хаям верил в переселение душ, как Пифагор и его последователи, а также индусы.
И ещё вариант:
" Осел вошел. У ученого спросили, в чем причина этого. Он сказал: душа, которая принадлежит телу этого осла, раньше находилась в теле учителя этого медресе — поэтому он и не мог войти. Но теперь, когда он увидел, что его товарищи узнали его, он волей-неволей должен был войти».
Если этот учитель был факихом, то его душа, с точки зрения Хайяма, могла переселиться только в осла. Это, конечно, анекдот. На самом же деле, исходя из концепции человека как единства материальной и духовной субстанций, Хайям должен был прийти к выводу о трагической уникальности личности в Универсуме."
http://thelib.ru/books/sultanov_shamil_ ... ad-26.html
Аватара пользователя
Kayri
Сообщения: 862
Зарегистрирован: 17 май 2012 11:57

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Kayri »

Впервые прибыв в Бухару, Омар Хайям посетил могилу аль-Бухари. На могиле учёного его охватило очень сильное вдохновение, Омар Хайям ушёл в пустыню и блуждал по ней двенадцать дней в состоянии экстаза, без пищи и воды, и сочинил одно из своих философских четверостиший, посвящённое утверждению существования в мире единой воли.

Из жемчуга молений я четок не связал,
И праха прегрешений с лица я не стирал,
Надеюсь на спасенье лишь потому, что я
Единого ни разу двумя не называл.
Аватара пользователя
Kayri
Сообщения: 862
Зарегистрирован: 17 май 2012 11:57

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Kayri »

:) ))))
РАССКАЗ

Шах Кзыл Арслан твердыней обладал.
Алванда выше гребень стен вставал.

В том замке он врагов не опасался,
Путь к замку краем бездны извивался.

Тот замок восхищал невольно взор,
Он красовался средь зеленых гор,

Яйцом белея в чаше изумрудной...
Дервиш явился раз в тот замок чудный.

Тот муж был избранных суфиев пир,
Правдоречивый, видевший весь мир,

Искусом долгой жизни умудренный,
Мудрец великий, златоуст, ученый.

«Всю землю обошел ты, — шах сказал, —
Ты замок крепче моего видал?»

Дервиш ответил: «Ах, осел ты пьяный,
Не испытал ты крепкого тарана!

Да прежде разве не было царей,
Сильней тебя, богаче и славней?

Они покрепче стены воздвигали,
И в них побыв мгновенье, пропадали.

Другие шахи, вслед к тебе придут,
И древа твоего плоды сорвут.

Отца ты вспомни — истинного шаха!
Освободи свой дух от гнета страха.

Что говорить — был славен твой отец,
А что ему осталось под конец?

Тот, кто надежду в жизни сей теряет,
Пусть лишь на милость божью уповает.

Для мудрого все блага мира — прах,
Ведь завтра же им быть в чужих руках!»
Саади
Аватара пользователя
Kayri
Сообщения: 862
Зарегистрирован: 17 май 2012 11:57

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Kayri »

Сначала притча, а затем следует правильный ответ ;)

Джалаладдин Руми


Собака бедуина

Хозяин-бедуин стоял и плакал
Над подыхающей своей собакой.

И вопросил прохожий: в чем причина
Столь безутешной скорби бедуина?

А тот в ответ: «Отходит друг мой верный,
Он много лет был предан мне безмерно:

Добытчик дичи, страж мой по ночам,
Врагов он лаем яростным встречал!»

«Скажи, а твой четвероногий друг
Был ранен? Иль скосил его недуг?»

«О нет, – в ответ хозяин произнес, —
От голода околевает пес!»

А тот: «Терпенье – врач в таких делах,
Ведь любит терпеливого Аллах!

Но, друг мой, откровенен будь со мной:
А что ты носишь в торбе за спиной?»

«Мне кажется, что твой вопрос нелеп:
Как все, я мясо в ней ношу и хлеб!»

«Но если дорог пес тебе и близок,
Что ж ты ему не бросишь хоть огрызок?»

«Бросаться хлебом? Разве ж это можно?
Я сам погибну с торбою порожней!

Добыть еду – немалый нужен труд,
И лишь за слезы денег не берут!»

«Да грош цена, – прохожий тут вскричал, —
Твоим рыданьям и твоим речам!

Коль с другом ты не делишься едой,
Не человек ты, а бурдюк пустой!

Столь жаден ты и столь безмерно слеп,
Что горьких слез тебе дороже хлеб.

Но только тем и дорога слеза,
Что сердца кровь сочится сквозь глаза.

А слезы, что над псом пролил ты ныне,
Они – ничто, и сам ты – прах пустыни!»


Притча осуждает показной аскетизм религиозных фанатиков. Под «собакой» подразумевается плоть – «животное начало», которое человек решается уморить постом и пренебрежительным отношением, хотя призван поддерживать свою жизнь.
В действительности плоть – «друг… верный» человеческого духа, помогающий ему осуществлять свое земное предназначение: учиться сосредоточенности и духовному бодрствованию («добывать дичь»), а также не расточать достигнутого, храня свои замыслы и озарения («страж… по ночам»). В то же время притча осуждает и буквальную жадность по отношению к окружающим.
Д. Щедровицкий

***
Мировоззрение выведенного здесь бедуина – меркантильное до такой степени, что малейшее из сферы физической (корка хлеба) в его глазах перевешивает важнейшее из сферы эмоциональной (сопереживание, слезы). Руми, очевидно, обращает особое внимание на такое искажение в душе, поскольку оно характерно для очень многих людей. Подобное состояние, конечно же, является тупиковым для духовного развития личности.
М. Хаткевич

Дурак и медведь

Сражался с медведем прожорливый змей,
И в битве той змей оказался сильней.

Но мимо шел тот, кто ни разу нигде
Попавших в беду не оставил в беде:

Муж добрый, готовый несчастных спасти,
Покинутым в скорби – на помощь прийти,

Защитник людей и спасатель зверей,
Спешащий бессильным помочь поскорей.

От змеевой пасти медведя он спас,
Его от напасти избавил тотчас:

Разрубленный змей неподвижно лежал!
Медведь за спасителем вслед побежал,

К ногам человека покорно припал
И верною службой служить ему стал:

Медведь человеку был предан вполне,
Его охранял наяву и во сне.

Шел странник однажды той дальней тропой,
Весьма удивился он дружбе такой.

Узнав, что медведь был от змея спасен
И что соблюдает он дружбы закон,

Он доброму мужу сказал от души:
«Покинь ты медведя, за мной поспеши:

Не может быть другом ни зверь, ни глупец,
У дружбы такой будет скверный конец!»

А тот отвечал: «Твои речи пусты —
Я думаю, мне позавидовал ты,

Ведь друга такого не сыщешь вовек:
Он телом – медведь, а душой – человек!»

А странник ему: «На меня положись,
Забудь о медведе, со мной подружись:

Ты добрым посулам медведя не верь,
И телом он зверь, и душою он зверь!»

А тот: «Перестань лезть в чужие дела,
Лишь с этим медведем мне дружба мила!

Иль ссору меж нами ты хочешь разжечь?
Уйди, мне твоя опротивела речь!»

А странник: «Людей увещать мы должны:
Всю правду сказал я – и чист от вины.

Бессилен мой разум в подобных делах,
Судьбу человека решает Аллах!..»…

Вот как-то муж добрый устал и прилег,
Медведь же покой его чутко стерег

И мух отгонял, не тревожили чтоб.
Одна из них спящему села на лоб:

Медведь от усердья булыжник схватил —
И спящего по лбу с размаху хватил!..…

Пойми, не напрасны слова мудрецов,
Что горе приносит усердье глупцов.

Дружить с дураком, находиться при нем
Опасно: ведь ум его плотью пленен.

В свидетели он призывает Коран,
И все же он лжет, его клятва – обман.

От дружбы, любви и усердья глупца
Защиты проси у благого Творца!

Сюжет рассказа известен с античных времен и отразился в фольклоре многих народов (ср.,например, известную басню Крылова). В суфийском осмыслении медведь – символ «животной души», а сострадательный странник, зовущий дурака последовать за ним, – олицетворение духовной интуиции. Победив «змея» (какую-то наиболее гнетущую и порочную свою страсть) и освободив «животную душу» из-под ее власти, адепт суфизма, по мысли Руми, не может целиком довериться своей грубой натуре, но обязан следовать призыву свыше («страннику»).
Д. Щ.

Шакал, ставший павлином

Шакал в красильню забежал случайно
И искупался там в красильном чане.

При этом он расцветку изменил
И сам себя павлином возомнил,

Крича везде: «Я новое творенье!
Взгляните на павлинье оперенье:

На мне сверкают радуги цвета,
И я другим шакалам не чета!»

Но отвечали прочие шакалы:
«Пойми, что, как бы шкура ни сверкала,

Лишь тот, кто светом свыше озарен,
Назваться может райских птиц царем!

Иль думаешь и впрямь, что краски эти
Тебе позволят выступать в мечети

И проповедь премудрую читать?
Нет, лицемер, тебе святым не стать!

Кто нравом отличается звериным,
Тому не быть сиятельным павлином!»

Но наш шакал в своем высокомерье
Сказал: «Смотрите, вот – павлиньи перья!

Они – избранья непреложный знак,
Султанства моего высокий флаг!

Они – с небес, иначе же – откуда?
Я – веры доказательство, я – чудо,

Я – свыше утвержденный властелин,
Я – райского величия павлин!»

А те ему: «Но вотчину свою
Ты зрел хоть раз? Ты сам бывал в раю?»

«Нет, не бывал пока…» – «А благодать
Свою другим ты можешь передать?»

«Пока что нет…» – «Но, мудрости печать,
Хоть по-павлиньи можешь ты кричать?»

«Нет, не могу…» – «Какой же ты павлин?
Лишь сам собой ты признан и хвалим!

Что ж ты про Мекку напеваешь нам,
Коль хаджа не свершал и не был там?!

Ты красками измазался в красильне,
Павлину же величье дал Всесильный!»

Шакал в восточном фольклоре – образ лукавства и вероломства, а павлин – бессмертия.Шакал символизирует в этой притче шарлатана, притворяющегося великим духовным наставником (кутбом – «полюсом притяжения» для ищущих Истину, руководителем поколения). Однако шакал, который «расцветку изменил», не озарен «светом свыше», т. е. не имеет благословения (барака), связанного с особыми духовными дарами; он также не умеет«кричать по-павлиньи», т. е. из уст его не слышатся поучения, внушаемые Богом. Ряд сопоставлений завершается упоминанием о человеке, выдающем себя за паломника, но в Мекке не бывавшем – таков и лжесуфий, не имеющий внутреннего опыта общения с Богом, а лишь имитирующий состояние вдохновения. Ср. евангельское уподобление лицемеров от религии«окрашенным гробам» (Матф. 23, 27–28), а также прозвище «крашеные», которое Талмуд прилагает к носителям напускного благочестия (трактат Сота 22б). К подобному случаю приложимы слова Корана: «Они тщатся обмануть Аллаха и уверовавших, но обманывают только самих себя, не ведая [этого]» (Коран 2, 9).
Д. Щ.

Воющий муэдзин

Дурной муэдзин в неком городе жил:
Зовя на молитву, не пел он, а выл.

Так дико звучал с минарета призыв,
Что всяк содрогался, ни мертв и ни жив.

Под вечер заслышав тот голос вдали,
Всю ночь горожане уснуть не могли,

И сами уж взвыли от жизни такой!
Призвав муэдзина, совет городской

Вручил ему полный кошель серебра:
«Наш друг, тебе в путь отправляться пора!

Нельзя, чтобы пеньем прекрасным таким
Лишь мы наслаждались! Ты край наш покинь,

Пусть люди услышат и в прочих местах,
Сколь громко тобой прославляем Аллах!

Призывы твои, предварив Страшный суд,
Пусть их ужаснут и от ада спасут!»

И наш муэдзин к каравану пристал,
Чтоб в Мекку податься, к священным местам.

Случилось, что ночь проводил караван
В краю иноверцев, в земле христиан.

И вот муэдзин преисполнился сил —
К молитве ночной призывая, завыл!
Корили его: «Зря распелся ты тут —
Вдруг толпы неверных на нас нападут?!»

Но утром явился к ним в стан лишь один,
Веселый и радостный, христианин.

Он кланялся всем, был он счастлив до слез,
С собой дорогие подарки он нес:

«Где ваш муэдзин, где тот славный герой,
Что спас мою дочку ночною порой?»

Сказали ему: «Это, верно, обман,
Ведь за ночь никто не покинул наш стан!»

А он: «Я всю правду поведаю вам:
Давно моя дочь полюбила Ислам,

И клятву ее повторяли уста:
«В Ислам перейду, отступлюсь от Христа!»

Скорбел я и слезы пред Господом лил,
Ее возвратить к вере предков молил.

И вот среди ночи знак свыше нам был —
К молитве зовя, муэдзин ваш завыл!

И в страхе спросила меня моя дочь:
«Что это за вой, содрогающий ночь?»

А я отвечал ей: «Всегда так ревут,
Когда мусульман на молитву зовут!»

Она же вскричала: «О ужас и страх!
Насколько прекраснее пенье в церквах!»

Под вой этот дикий я сладко заснул,
Хоть долго еще он призыв свой тянул:

Ведь ваш муэдзин, проревев, словно мул,
Строптивую дочь мою в церковь вернул!»

Муэдзин, провозглашающий с минарета призыв к молитве, символизирует проповедника, а голос – внутренние, душевные, качества этого учителя веры. Рассказ подчеркивает, что нередко основное впечатление на ученика оказывает та форма, в которой преподносится поучение («не пел он, а выл»). Свойства души самого наставника обязательно отражаются в его наставлениях,поэтому оскверненность его сердца («вой, содрогающий ночь») может произвести на слушателей воздействие, полностью обратное ожидаемому.
Д. Щ.

Безнадежный больной

Больной явился к лекарю в тоске:
«Ты пульс пощупай на моей руке —

Я чувствую, пора определиться
С тем, сколько жизнь моя еще продлится!»

Врач пульс пощупал – и смекнул в момент,
Что не протянет долго пациент.

Но лекарь мудр и осторожен был
И от больного эту правду скрыл,

Сказав: «Чтоб жизни сохранять пыланье,
Всечасно исполняй свои желанья,

Не ставь своим хотениям преград,
И этим удалишь из тела яд.

Покорен будь сердечному веленью —
Ведь это путь кратчайший к исцеленью!»

Больной воспрянул: «Сладок твой совет,
Об этом дне мечтал я много лет!» —

И, рад и счастлив, полетел, как птица,
К прозрачному ручью – воды напиться.

Он подошел к воде, а в то мгновенье
Свершал почтенный суфий омовенье.

Больной взмахнул рукой в азарте пылком
И суфию заехал по затылку:

Мол, лекарь, чтоб я больше не болел,
Осуществлять желанья мне велел!

Огретый суфий в гневе обернулся,
Ответно на больного замахнулся,

Но тотчас разглядел, что тот, бедняга,
И тощ, и еле дышит, доходяга.

И так решил: «В болезненном угаре
Сей муж! И если я его ударю,

То он в живых останется навряд:
Тогда меня осудят и казнят!

Ну нет, я не безмозглая зверушка,
Ведь за приманкой кроется ловушка.

Коль дело до конца не решено,
Подумай, чем закончится оно!» —

И, взяв больного за рукав халата,
Повлек его в судебную палату.

Там, оглядев ответчика, судья
Спросил: «Истец! В чем жалоба твоя?»

А тот: «За наглость мужа накажи!
Пороть плетьми публично прикажи,

Иль пусть его с позором провезут
По городу – да будет скор твой суд!»

Сказал судья: «Ответчик сей таков,
Что не хватает подходящих слов,

Чтоб описать, насколько болен он:
Один толчок – и дух из тела вон!

Как стану бледной тени я грозить,
Пороть плетьми, по городу возить?

А если б камень на тебя упал,
То ты и с камнем бы судиться стал?

Чтоб милость у Аллаха обрести,
Ты, суфий, полумертвого прости:

Ведь шариата суд, в конце концов,
Живущих судит, а не мертвецов!»

А тот: «Да как такое может быть:
Суд разрешает людям встречных бить?!»

Судья ж ему: «Поведай лучше мне:
Какая сумма есть в твоей суме?»

«Да в ней, судья, почти и денег нет,
Сам погляди: всего лишь пять монет!»

«Три мне отдай за справедливый суд,
А две ему: они его спасут,

Он хлеб вкуси́т – и просветлеет взор!»
Тут суфий – в крик: «Сколь глупый приговор!

Судья, я речь обжалую твою!..»…
Меж тем больной воззрился на судью:

Мол, лекарь, чтоб я больше не болел,
Осуществлять желанья мне велел!

Сейчас я и недуг свой подлечу,
И от судьи монеты получу!

И он взмахнул рукой в азарте пылком,
И – бац – судье заехал по затылку!

И должен был судья ему платить:
Что делать – приговор не воротить!..

…Кто ближнему копает яму – тот
Сам, оступившись, в яму упадет!..

«Безнадежно больным» является нафс, которому, согласно суфийскому учению, предстоит погибнуть вместе со смертью тела (в отличие от более высоких уровней личности, бессмертных по своей природе). Зная о своей смертности, нафс крайне эгоистичен и необуздан в своих желаниях. Однако, если разум человека («судья») потворствует нафсу вместо того чтобы обуздывать его, то самому разуму приходится плохо («И – бац – судье заехал по затылку! // И должен был судья ему платить…»). Рассказ иллюстрирует суфийский призыв к постоянному самоконтролю.
Д. Щ.


Совет врага

Просил некий муж: «О мой добрый сосед,
Не знаю, как быть, ты подай мне совет!»

А тот ему: «Я никогда не давал
Советов тому, с кем в душе враждовал.

Признаюсь, что издавна я, как змею,
К тебе неприязнь в своем сердце таю.

Неужто же друга вблизи тебя нет,
Который бы дал тебе добрый совет?

А я – не советчик: при тайной вражде,
И взгляд мой недобр, и совет мой – к беде.

Подумай, пребудет ли в целости скот,
Когда серый волк твое стадо пасет?

Коль с другом ты жизнь разделяешь свою,
Тебе и в аду хорошо, как в раю,

А если врага повстречает твой взгляд,
То сразу и рай превращается в ад…

Познав же любви высочайшую суть,
К любимому ты безразличен не будь.

Постигнув законы, что правят людьми,
Всё другу отдай – у себя отними.

Тогда избежишь ты сомнений и мук,
И в горе советом спасет тебя друг!»

Ответил сосед: «Не поверю никак,
Что так говорящий – не друг мне, а враг!

Ведь я узнаю́ из беседы с тобой,
Что скажет и другу отнюдь не любой.

Честна твоя речь и исполнена благ:
Чем друг-лицемер, лучше искренний враг!»

«Искренний враг» в данной притче – собственный нафс человека: путем изучения его свойств («подай мне совет») человек начинает осознавать смертельную опасностьнеограниченного своеволия («когда серый волк твое стадо пасет», т. е. эгоизм господствует надвсеми чувствами и стремлениями). Желая одолеть враждебность нафса, суфий вступает на путьслужения Богу («другу») и получает способность уже в земной жизни испытывать блаженствообщения с Ним («в аду хорошо, как в раю»).
Д. Щ.
Аватара пользователя
Kayri
Сообщения: 862
Зарегистрирован: 17 май 2012 11:57

Re: Восточная литература

Непрочитанное сообщение Kayri »

Сначала притча, а затем следует правильный ответ ;)


Джалаладдин Руми

Собака бедуина

Хозяин-бедуин стоял и плакал
Над подыхающей своей собакой.

И вопросил прохожий: в чем причина
Столь безутешной скорби бедуина?

А тот в ответ: «Отходит друг мой верный,
Он много лет был предан мне безмерно:

Добытчик дичи, страж мой по ночам,
Врагов он лаем яростным встречал!»

«Скажи, а твой четвероногий друг
Был ранен? Иль скосил его недуг?»

«О нет, – в ответ хозяин произнес, —
От голода околевает пес!»

А тот: «Терпенье – врач в таких делах,
Ведь любит терпеливого Аллах!

Но, друг мой, откровенен будь со мной:
А что ты носишь в торбе за спиной?»

«Мне кажется, что твой вопрос нелеп:
Как все, я мясо в ней ношу и хлеб!»

«Но если дорог пес тебе и близок,
Что ж ты ему не бросишь хоть огрызок?»

«Бросаться хлебом? Разве ж это можно?
Я сам погибну с торбою порожней!

Добыть еду – немалый нужен труд,
И лишь за слезы денег не берут!»

«Да грош цена, – прохожий тут вскричал, —
Твоим рыданьям и твоим речам!

Коль с другом ты не делишься едой,
Не человек ты, а бурдюк пустой!

Столь жаден ты и столь безмерно слеп,
Что горьких слез тебе дороже хлеб.

Но только тем и дорога слеза,
Что сердца кровь сочится сквозь глаза.

А слезы, что над псом пролил ты ныне,
Они – ничто, и сам ты – прах пустыни!»


Притча осуждает показной аскетизм религиозных фанатиков. Под «собакой» подразумевается плоть – «животное начало», которое человек решается уморить постом и пренебрежительным отношением, хотя призван поддерживать свою жизнь.
В действительности плоть – «друг… верный» человеческого духа, помогающий ему осуществлять свое земное предназначение: учиться сосредоточенности и духовному бодрствованию («добывать дичь»), а также не расточать достигнутого, храня свои замыслы и озарения («страж… по ночам»). В то же время притча осуждает и буквальную жадность по отношению к окружающим.
Д. Щедровицкий

***
Мировоззрение выведенного здесь бедуина – меркантильное до такой степени, что малейшее из сферы физической (корка хлеба) в его глазах перевешивает важнейшее из сферы эмоциональной (сопереживание, слезы). Руми, очевидно, обращает особое внимание на такое искажение в душе, поскольку оно характерно для очень многих людей. Подобное состояние, конечно же, является тупиковым для духовного развития личности.
М. Хаткевич

Дурак и медведь

Сражался с медведем прожорливый змей,
И в битве той змей оказался сильней.

Но мимо шел тот, кто ни разу нигде
Попавших в беду не оставил в беде:

Муж добрый, готовый несчастных спасти,
Покинутым в скорби – на помощь прийти,

Защитник людей и спасатель зверей,
Спешащий бессильным помочь поскорей.

От змеевой пасти медведя он спас,
Его от напасти избавил тотчас:

Разрубленный змей неподвижно лежал!
Медведь за спасителем вслед побежал,

К ногам человека покорно припал
И верною службой служить ему стал:

Медведь человеку был предан вполне,
Его охранял наяву и во сне.

Шел странник однажды той дальней тропой,
Весьма удивился он дружбе такой.

Узнав, что медведь был от змея спасен
И что соблюдает он дружбы закон,

Он доброму мужу сказал от души:
«Покинь ты медведя, за мной поспеши:

Не может быть другом ни зверь, ни глупец,
У дружбы такой будет скверный конец!»

А тот отвечал: «Твои речи пусты —
Я думаю, мне позавидовал ты,

Ведь друга такого не сыщешь вовек:
Он телом – медведь, а душой – человек!»

А странник ему: «На меня положись,
Забудь о медведе, со мной подружись:

Ты добрым посулам медведя не верь,
И телом он зверь, и душою он зверь!»

А тот: «Перестань лезть в чужие дела,
Лишь с этим медведем мне дружба мила!

Иль ссору меж нами ты хочешь разжечь?
Уйди, мне твоя опротивела речь!»

А странник: «Людей увещать мы должны:
Всю правду сказал я – и чист от вины.

Бессилен мой разум в подобных делах,
Судьбу человека решает Аллах!..»…

Вот как-то муж добрый устал и прилег,
Медведь же покой его чутко стерег

И мух отгонял, не тревожили чтоб.
Одна из них спящему села на лоб:

Медведь от усердья булыжник схватил —
И спящего по лбу с размаху хватил!..…

Пойми, не напрасны слова мудрецов,
Что горе приносит усердье глупцов.

Дружить с дураком, находиться при нем
Опасно: ведь ум его плотью пленен.

В свидетели он призывает Коран,
И все же он лжет, его клятва – обман.

От дружбы, любви и усердья глупца
Защиты проси у благого Творца!

Сюжет рассказа известен с античных времен и отразился в фольклоре многих народов (ср.,например, известную басню Крылова). В суфийском осмыслении медведь – символ «животной души», а сострадательный странник, зовущий дурака последовать за ним, – олицетворение духовной интуиции. Победив «змея» (какую-то наиболее гнетущую и порочную свою страсть) и освободив «животную душу» из-под ее власти, адепт суфизма, по мысли Руми, не может целиком довериться своей грубой натуре, но обязан следовать призыву свыше («страннику»).
Д. Щ.

Шакал, ставший павлином

Шакал в красильню забежал случайно
И искупался там в красильном чане.

При этом он расцветку изменил
И сам себя павлином возомнил,

Крича везде: «Я новое творенье!
Взгляните на павлинье оперенье:

На мне сверкают радуги цвета,
И я другим шакалам не чета!»

Но отвечали прочие шакалы:
«Пойми, что, как бы шкура ни сверкала,

Лишь тот, кто светом свыше озарен,
Назваться может райских птиц царем!

Иль думаешь и впрямь, что краски эти
Тебе позволят выступать в мечети

И проповедь премудрую читать?
Нет, лицемер, тебе святым не стать!

Кто нравом отличается звериным,
Тому не быть сиятельным павлином!»

Но наш шакал в своем высокомерье
Сказал: «Смотрите, вот – павлиньи перья!

Они – избранья непреложный знак,
Султанства моего высокий флаг!

Они – с небес, иначе же – откуда?
Я – веры доказательство, я – чудо,

Я – свыше утвержденный властелин,
Я – райского величия павлин!»

А те ему: «Но вотчину свою
Ты зрел хоть раз? Ты сам бывал в раю?»

«Нет, не бывал пока…» – «А благодать
Свою другим ты можешь передать?»

«Пока что нет…» – «Но, мудрости печать,
Хоть по-павлиньи можешь ты кричать?»

«Нет, не могу…» – «Какой же ты павлин?
Лишь сам собой ты признан и хвалим!

Что ж ты про Мекку напеваешь нам,
Коль хаджа не свершал и не был там?!

Ты красками измазался в красильне,
Павлину же величье дал Всесильный!»

Шакал в восточном фольклоре – образ лукавства и вероломства, а павлин – бессмертия.Шакал символизирует в этой притче шарлатана, притворяющегося великим духовным наставником (кутбом – «полюсом притяжения» для ищущих Истину, руководителем поколения). Однако шакал, который «расцветку изменил», не озарен «светом свыше», т. е. не имеет благословения (барака), связанного с особыми духовными дарами; он также не умеет«кричать по-павлиньи», т. е. из уст его не слышатся поучения, внушаемые Богом. Ряд сопоставлений завершается упоминанием о человеке, выдающем себя за паломника, но в Мекке не бывавшем – таков и лжесуфий, не имеющий внутреннего опыта общения с Богом, а лишь имитирующий состояние вдохновения. Ср. евангельское уподобление лицемеров от религии«окрашенным гробам» (Матф. 23, 27–28), а также прозвище «крашеные», которое Талмуд прилагает к носителям напускного благочестия (трактат Сота 22б). К подобному случаю приложимы слова Корана: «Они тщатся обмануть Аллаха и уверовавших, но обманывают только самих себя, не ведая [этого]» (Коран 2, 9).
Д. Щ.

Воющий муэдзин

Дурной муэдзин в неком городе жил:
Зовя на молитву, не пел он, а выл.

Так дико звучал с минарета призыв,
Что всяк содрогался, ни мертв и ни жив.

Под вечер заслышав тот голос вдали,
Всю ночь горожане уснуть не могли,

И сами уж взвыли от жизни такой!
Призвав муэдзина, совет городской

Вручил ему полный кошель серебра:
«Наш друг, тебе в путь отправляться пора!

Нельзя, чтобы пеньем прекрасным таким
Лишь мы наслаждались! Ты край наш покинь,

Пусть люди услышат и в прочих местах,
Сколь громко тобой прославляем Аллах!

Призывы твои, предварив Страшный суд,
Пусть их ужаснут и от ада спасут!»

И наш муэдзин к каравану пристал,
Чтоб в Мекку податься, к священным местам.

Случилось, что ночь проводил караван
В краю иноверцев, в земле христиан.

И вот муэдзин преисполнился сил —
К молитве ночной призывая, завыл!
Корили его: «Зря распелся ты тут —
Вдруг толпы неверных на нас нападут?!»

Но утром явился к ним в стан лишь один,
Веселый и радостный, христианин.

Он кланялся всем, был он счастлив до слез,
С собой дорогие подарки он нес:

«Где ваш муэдзин, где тот славный герой,
Что спас мою дочку ночною порой?»

Сказали ему: «Это, верно, обман,
Ведь за ночь никто не покинул наш стан!»

А он: «Я всю правду поведаю вам:
Давно моя дочь полюбила Ислам,

И клятву ее повторяли уста:
«В Ислам перейду, отступлюсь от Христа!»

Скорбел я и слезы пред Господом лил,
Ее возвратить к вере предков молил.

И вот среди ночи знак свыше нам был —
К молитве зовя, муэдзин ваш завыл!

И в страхе спросила меня моя дочь:
«Что это за вой, содрогающий ночь?»

А я отвечал ей: «Всегда так ревут,
Когда мусульман на молитву зовут!»

Она же вскричала: «О ужас и страх!
Насколько прекраснее пенье в церквах!»

Под вой этот дикий я сладко заснул,
Хоть долго еще он призыв свой тянул:

Ведь ваш муэдзин, проревев, словно мул,
Строптивую дочь мою в церковь вернул!»

Муэдзин, провозглашающий с минарета призыв к молитве, символизирует проповедника, а голос – внутренние, душевные, качества этого учителя веры. Рассказ подчеркивает, что нередко основное впечатление на ученика оказывает та форма, в которой преподносится поучение («не пел он, а выл»). Свойства души самого наставника обязательно отражаются в его наставлениях,поэтому оскверненность его сердца («вой, содрогающий ночь») может произвести на слушателей воздействие, полностью обратное ожидаемому.
Д. Щ.

Безнадежный больной

Больной явился к лекарю в тоске:
«Ты пульс пощупай на моей руке —

Я чувствую, пора определиться
С тем, сколько жизнь моя еще продлится!»

Врач пульс пощупал – и смекнул в момент,
Что не протянет долго пациент.

Но лекарь мудр и осторожен был
И от больного эту правду скрыл,

Сказав: «Чтоб жизни сохранять пыланье,
Всечасно исполняй свои желанья,

Не ставь своим хотениям преград,
И этим удалишь из тела яд.

Покорен будь сердечному веленью —
Ведь это путь кратчайший к исцеленью!»

Больной воспрянул: «Сладок твой совет,
Об этом дне мечтал я много лет!» —

И, рад и счастлив, полетел, как птица,
К прозрачному ручью – воды напиться.

Он подошел к воде, а в то мгновенье
Свершал почтенный суфий омовенье.

Больной взмахнул рукой в азарте пылком
И суфию заехал по затылку:

Мол, лекарь, чтоб я больше не болел,
Осуществлять желанья мне велел!

Огретый суфий в гневе обернулся,
Ответно на больного замахнулся,

Но тотчас разглядел, что тот, бедняга,
И тощ, и еле дышит, доходяга.

И так решил: «В болезненном угаре
Сей муж! И если я его ударю,

То он в живых останется навряд:
Тогда меня осудят и казнят!

Ну нет, я не безмозглая зверушка,
Ведь за приманкой кроется ловушка.

Коль дело до конца не решено,
Подумай, чем закончится оно!» —

И, взяв больного за рукав халата,
Повлек его в судебную палату.

Там, оглядев ответчика, судья
Спросил: «Истец! В чем жалоба твоя?»

А тот: «За наглость мужа накажи!
Пороть плетьми публично прикажи,

Иль пусть его с позором провезут
По городу – да будет скор твой суд!»

Сказал судья: «Ответчик сей таков,
Что не хватает подходящих слов,

Чтоб описать, насколько болен он:
Один толчок – и дух из тела вон!

Как стану бледной тени я грозить,
Пороть плетьми, по городу возить?

А если б камень на тебя упал,
То ты и с камнем бы судиться стал?

Чтоб милость у Аллаха обрести,
Ты, суфий, полумертвого прости:

Ведь шариата суд, в конце концов,
Живущих судит, а не мертвецов!»

А тот: «Да как такое может быть:
Суд разрешает людям встречных бить?!»

Судья ж ему: «Поведай лучше мне:
Какая сумма есть в твоей суме?»

«Да в ней, судья, почти и денег нет,
Сам погляди: всего лишь пять монет!»

«Три мне отдай за справедливый суд,
А две ему: они его спасут,

Он хлеб вкуси́т – и просветлеет взор!»
Тут суфий – в крик: «Сколь глупый приговор!

Судья, я речь обжалую твою!..»…
Меж тем больной воззрился на судью:

Мол, лекарь, чтоб я больше не болел,
Осуществлять желанья мне велел!

Сейчас я и недуг свой подлечу,
И от судьи монеты получу!

И он взмахнул рукой в азарте пылком,
И – бац – судье заехал по затылку!

И должен был судья ему платить:
Что делать – приговор не воротить!..

…Кто ближнему копает яму – тот
Сам, оступившись, в яму упадет!..

«Безнадежно больным» является нафс, которому, согласно суфийскому учению, предстоит погибнуть вместе со смертью тела (в отличие от более высоких уровней личности, бессмертных по своей природе). Зная о своей смертности, нафс крайне эгоистичен и необуздан в своих желаниях. Однако, если разум человека («судья») потворствует нафсу вместо того чтобы обуздывать его, то самому разуму приходится плохо («И – бац – судье заехал по затылку! // И должен был судья ему платить…»). Рассказ иллюстрирует суфийский призыв к постоянному самоконтролю.
Д. Щ.


Совет врага

Просил некий муж: «О мой добрый сосед,
Не знаю, как быть, ты подай мне совет!»

А тот ему: «Я никогда не давал
Советов тому, с кем в душе враждовал.

Признаюсь, что издавна я, как змею,
К тебе неприязнь в своем сердце таю.

Неужто же друга вблизи тебя нет,
Который бы дал тебе добрый совет?

А я – не советчик: при тайной вражде,
И взгляд мой недобр, и совет мой – к беде.

Подумай, пребудет ли в целости скот,
Когда серый волк твое стадо пасет?

Коль с другом ты жизнь разделяешь свою,
Тебе и в аду хорошо, как в раю,

А если врага повстречает твой взгляд,
То сразу и рай превращается в ад…

Познав же любви высочайшую суть,
К любимому ты безразличен не будь.

Постигнув законы, что правят людьми,
Всё другу отдай – у себя отними.

Тогда избежишь ты сомнений и мук,
И в горе советом спасет тебя друг!»

Ответил сосед: «Не поверю никак,
Что так говорящий – не друг мне, а враг!

Ведь я узнаю́ из беседы с тобой,
Что скажет и другу отнюдь не любой.

Честна твоя речь и исполнена благ:
Чем друг-лицемер, лучше искренний враг!»

«Искренний враг» в данной притче – собственный нафс человека: путем изучения его свойств («подай мне совет») человек начинает осознавать смертельную опасностьнеограниченного своеволия («когда серый волк твое стадо пасет», т. е. эгоизм господствует надвсеми чувствами и стремлениями). Желая одолеть враждебность нафса, суфий вступает на путьслужения Богу («другу») и получает способность уже в земной жизни испытывать блаженствообщения с Ним («в аду хорошо, как в раю»).
Д. Щ.
Ответить