Творчество
Re: Творчество
Его стиль письма никогда не перепутать с кем-то другим.Mishel писал(а):"...Ревун заревел. И чудовище ответило. В этом крике были миллионы лет воды и тумана. В нем было столько боли и одиночества, что я содрогнулся. Чудовище кричало башне. Ревун ревел. Чудовище закричало опять. Ревун ревел. Чудовище распахнуло огромную зубастую пасть, и из нее вырвался звук, в точности повторяющий голос Ревуна. Одинокий, могучий, далекий-далекий. Голос безысходности, непроглядной тьмы, холодной ночи, отверженности. Вот какой это был звук...
"...— Вот она, жизнь, — сказал Макдан. — Вечно все то же: один ждет другого, а его нет и нет. Всегда кто-нибудь любит сильнее, чем любят его. И наступает час, когда тебе хочется уничтожить то, что ты любишь, чтобы оно тебя больше не мучило..."
Рэй Брэдбери, "Ревун"
Удивительно - ты вспомнила о нем накануне его смерти . Он умер 06.06.12.
Re: Творчество
обожаю бесконечно волшебную доброту его книг
Re: Творчество
Не знаю - как насчет доброты (сразу вспомнила рассказ, в котором мальчик превратился в монстра), а вот магия написания...когда его читаешь - словно попадаешь на какой-то портал...у меня что-то в груди происходит.Mishel писал(а):обожаю бесконечно волшебную доброту его книг
что-то такое
Re: Творчество
Последний раз редактировалось Мишель 13 июн 2012 11:08, всего редактировалось 1 раз.
Re: Творчество
Мишель, спасибо :d_teddy: ! Ты вечно находишь что-нибудь "эдакое"! Всякие Штучки! И приводишь их туда - где им самое место!
Re: Творчество
Все, кто проводит в интернете больше получаса в день, давно знают прекрасного пугающего зайца, получившего в народе имя Пятниццо, но не многие в курсе, что автором является молодая девушка по имени Мария (Santani) , в свои 21 год известна многим коллекционерам игрушек. В этом году заканчивает МГУ по профессии искусствовед.
Более того, из-под её пальцев вышло ещё много фантастических (и фантастически красивых) кукол, на которых нельзя смотреть спокойно. Хотя бы потому что они на тебя тоже смотрят – прямо внутрь головы.
«Главное в кукле или игрушке – её выразительность, характерность, она должна удивлять зрителя. Многим не нравятся мои куклы, т.к. некоторые считают их страшными. Я думаю, что у всех людей разное восприятие, и я с готовностью принимаю любые характеристики моего творчества. Поскольку это и внимание, и повод для размышления. Однако я избегаю откровенно жестоких мотивов в творчестве. Как мне кажется, это вредит цельности образа, однако и не отрицаю особую "rotten" эстетику, так как это вопрос, опять же, о разных вкусах.»
http://santani.deviantart.com/gallery/
Более того, из-под её пальцев вышло ещё много фантастических (и фантастически красивых) кукол, на которых нельзя смотреть спокойно. Хотя бы потому что они на тебя тоже смотрят – прямо внутрь головы.
«Главное в кукле или игрушке – её выразительность, характерность, она должна удивлять зрителя. Многим не нравятся мои куклы, т.к. некоторые считают их страшными. Я думаю, что у всех людей разное восприятие, и я с готовностью принимаю любые характеристики моего творчества. Поскольку это и внимание, и повод для размышления. Однако я избегаю откровенно жестоких мотивов в творчестве. Как мне кажется, это вредит цельности образа, однако и не отрицаю особую "rotten" эстетику, так как это вопрос, опять же, о разных вкусах.»
http://santani.deviantart.com/gallery/
Re: Творчество
что то мне сегодня много интересного попадается
Re: Творчество
Демиург Шамбамбукли сидел в гостях у своего друга демиурга Мазукты.
— Ты совершенно напрасно себя ограничиваешь! — вещал Мазукта, расставляя на столике тарелки. — Видел я твой последний мир — не на что взглянуть. Предельная простота и функциональность, спартанские условия. Нет, это не по мне.
Широко взмахнув рукой с зажатой в ней вилкой Мазукта обвел окрестности.
— Вот, приятно взглянуть! Пространство! Масштабы! Одних звезд полтора миллиона. Или миллиарда, не помню уже. Солнц — аж четыре штуки. Горы — не ниже десяти миль, а мои степи!.. Ты видел мои степи? Они бес-край-ни-е!
— А зачем? — моргнул Шамбамбукли.
— Как зачем?.. Для красоты.
— И всё?
— И еще, чтобы скакать по степи весь день, от восхода до заката.
— Ты скакал?
— Нет. Но говорят, это здорово.
Мазукта разлил по бокалам вино и с гордостью показал этикетку.
— Столетнее! Это мне приношение от горных племен. Они меня любят.
— Правда? — вежливо спросил Шамбамбукли.
— Угу. Наверное.
Мазукта развернул полотняный сверток и принюхался.
— А ну-ка, что там мне сегодня принесли?.. Жареные быки, козы, овцы… о, мёд! Пчелиный! Шамбамбукли, в твоем мире пчелы есть?
— Нет.
— И очень зря. На, попробуй. Знатная вещь.
Мазукта разложил по тарелкам жертвоприношения и приступил к трапезе.
— Вкусно, — констатировал он с набитым ртом. — Люблю жареное мясо. Кочевники очень недурно научились его готовить. Любят они меня.
— Думаешь?
— Уверен. Они во мне души не чают, вот и дарят всякое — разное. Иногда еще юных девственниц приносят, но я их не ем.
— А что по этому поводу думают юные девственницы?
— Без понятия.
Мазукта облизал жирные пальцы и вытер их о скатерть.
— А почему бы им меня и не любить? Я хороший. Я им целый мир создал.
— А я думал, что миры делаются для демиургов…
— Ха! — фыркнул Мазукта. — Это ты создаешь миры для себя. Был я там, видел. Весь твой мир — комната 3х4 метра, стол, кровать, камин и канарейка. Да и та — заводная.
— Мне хватает, — осторожно возразил Шамбамбукли. — Там тихо, спокойно и уютно. И никто не беспокоит. А если мне захочется столетнего вина, то я и сам его могу сотворить.
— Такого — не сотворишь. Слабо.
— Ну так похожее сотворю. Я не гурман, знаешь ли.
— Знаю. Ты эгоист.
— Ну и что? Кому от этого вред?
— А кому от этого польза?
— Мне.
— Вот и я о том же говорю. Ты все делаешь для себя, любимого, а я — для людей!
— Например, для юных девственниц?
— Да что ты прицепился к этим юным девственницам!
— Да так, просто…
— Ты сам посмотри! Сколько я всего для людей сделал! Горы им воздвиг — раз! Степи расстелил — два! Леса насадил — три! А каких животных наплодил! И всё — ради их удовольствия.
— А людей зачем сотворил?
— Людей — для собственного удовольствия. Но все остальное — для них.
— Ты совершенно напрасно себя ограничиваешь! — вещал Мазукта, расставляя на столике тарелки. — Видел я твой последний мир — не на что взглянуть. Предельная простота и функциональность, спартанские условия. Нет, это не по мне.
Широко взмахнув рукой с зажатой в ней вилкой Мазукта обвел окрестности.
— Вот, приятно взглянуть! Пространство! Масштабы! Одних звезд полтора миллиона. Или миллиарда, не помню уже. Солнц — аж четыре штуки. Горы — не ниже десяти миль, а мои степи!.. Ты видел мои степи? Они бес-край-ни-е!
— А зачем? — моргнул Шамбамбукли.
— Как зачем?.. Для красоты.
— И всё?
— И еще, чтобы скакать по степи весь день, от восхода до заката.
— Ты скакал?
— Нет. Но говорят, это здорово.
Мазукта разлил по бокалам вино и с гордостью показал этикетку.
— Столетнее! Это мне приношение от горных племен. Они меня любят.
— Правда? — вежливо спросил Шамбамбукли.
— Угу. Наверное.
Мазукта развернул полотняный сверток и принюхался.
— А ну-ка, что там мне сегодня принесли?.. Жареные быки, козы, овцы… о, мёд! Пчелиный! Шамбамбукли, в твоем мире пчелы есть?
— Нет.
— И очень зря. На, попробуй. Знатная вещь.
Мазукта разложил по тарелкам жертвоприношения и приступил к трапезе.
— Вкусно, — констатировал он с набитым ртом. — Люблю жареное мясо. Кочевники очень недурно научились его готовить. Любят они меня.
— Думаешь?
— Уверен. Они во мне души не чают, вот и дарят всякое — разное. Иногда еще юных девственниц приносят, но я их не ем.
— А что по этому поводу думают юные девственницы?
— Без понятия.
Мазукта облизал жирные пальцы и вытер их о скатерть.
— А почему бы им меня и не любить? Я хороший. Я им целый мир создал.
— А я думал, что миры делаются для демиургов…
— Ха! — фыркнул Мазукта. — Это ты создаешь миры для себя. Был я там, видел. Весь твой мир — комната 3х4 метра, стол, кровать, камин и канарейка. Да и та — заводная.
— Мне хватает, — осторожно возразил Шамбамбукли. — Там тихо, спокойно и уютно. И никто не беспокоит. А если мне захочется столетнего вина, то я и сам его могу сотворить.
— Такого — не сотворишь. Слабо.
— Ну так похожее сотворю. Я не гурман, знаешь ли.
— Знаю. Ты эгоист.
— Ну и что? Кому от этого вред?
— А кому от этого польза?
— Мне.
— Вот и я о том же говорю. Ты все делаешь для себя, любимого, а я — для людей!
— Например, для юных девственниц?
— Да что ты прицепился к этим юным девственницам!
— Да так, просто…
— Ты сам посмотри! Сколько я всего для людей сделал! Горы им воздвиг — раз! Степи расстелил — два! Леса насадил — три! А каких животных наплодил! И всё — ради их удовольствия.
— А людей зачем сотворил?
— Людей — для собственного удовольствия. Но все остальное — для них.
Re: Творчество
Фотограф Йозеф Куделка
- Вложения
-
- 2a3fa2037318665e6aa04514648_prev.jpg
- (35.16 КБ) 1247 скачиваний
-
- 5017fa22e61f0374b715ad0e276_prev.jpg
- (56.36 КБ) 1247 скачиваний
Re: Творчество
Kolonok
Вот так оно рассыпается помаленьку -
дохлая рыбка, исцарапанная коленка,
начинается с мелочей -
а после - и дом ничей,
и коты одичали, и, кажется, ключ потерян,
и даже не вспомнить, от какой такой важной двери...
Вот так оно помаленьку было - и хватит,
и не опознаешь снег в новогодней вате,
и коробка подарочная пуста -
полжизни нет, как у ящерицы полхвоста...
Мой день – он из многих, без смысла, пропавших всуе,
Работа, автобус, привычно манит кровать,
И я… нет, не сплю. А всего лишь ветер рисую,
Как будто его могу я нарисовать.
Талантов – как медных грошей, и чего же проще,
Вступай в их ряды, вон, движется череда…
Но я… ничего, мне почти удается росчерк,
Которым ветер почти могу передать.
Какого он пола, размера и цвета, расы?
Стал смуглым ли, выцвел от солнца и непогод?
…И вот на холсте почти что смешались краски,
И ветер зашел, и тихо портрета ждет
Город вечен, а значит в нем и чего только не бывает,
Только видеть не обязательно, чтобы знать:
Утром тысячи жаворонков на лету догоняют трамваи,
И трамваи взлетают, чтоб проще было догнать.
А как улицы смежат веки, станет город уютно-сонным,
В дреме видит все то, что будет незнамо где –
В этот час по притихшим улочкам большеглазые бродят совы,
Лишь слегка преображенные под людей.
Птицам утренним – звать зарю, не страдая по дням минувшим,
Птицам ночи – следить, что высмотрит глаз-алмаз…
Совы, жаворонки на город удивленно глядят, проснувшись,
До того он заметно меняется каждый раз.
Вечер – к ночи, за ней – рассвет: схема выверена, упруга,
В макраме заплетаются жизни, за нитью нить.
…И вот так они по очереди охраняют покой друг друга,
Потому что иначе как его охранить?
Вот так оно рассыпается помаленьку -
дохлая рыбка, исцарапанная коленка,
начинается с мелочей -
а после - и дом ничей,
и коты одичали, и, кажется, ключ потерян,
и даже не вспомнить, от какой такой важной двери...
Вот так оно помаленьку было - и хватит,
и не опознаешь снег в новогодней вате,
и коробка подарочная пуста -
полжизни нет, как у ящерицы полхвоста...
Мой день – он из многих, без смысла, пропавших всуе,
Работа, автобус, привычно манит кровать,
И я… нет, не сплю. А всего лишь ветер рисую,
Как будто его могу я нарисовать.
Талантов – как медных грошей, и чего же проще,
Вступай в их ряды, вон, движется череда…
Но я… ничего, мне почти удается росчерк,
Которым ветер почти могу передать.
Какого он пола, размера и цвета, расы?
Стал смуглым ли, выцвел от солнца и непогод?
…И вот на холсте почти что смешались краски,
И ветер зашел, и тихо портрета ждет
Город вечен, а значит в нем и чего только не бывает,
Только видеть не обязательно, чтобы знать:
Утром тысячи жаворонков на лету догоняют трамваи,
И трамваи взлетают, чтоб проще было догнать.
А как улицы смежат веки, станет город уютно-сонным,
В дреме видит все то, что будет незнамо где –
В этот час по притихшим улочкам большеглазые бродят совы,
Лишь слегка преображенные под людей.
Птицам утренним – звать зарю, не страдая по дням минувшим,
Птицам ночи – следить, что высмотрит глаз-алмаз…
Совы, жаворонки на город удивленно глядят, проснувшись,
До того он заметно меняется каждый раз.
Вечер – к ночи, за ней – рассвет: схема выверена, упруга,
В макраме заплетаются жизни, за нитью нить.
…И вот так они по очереди охраняют покой друг друга,
Потому что иначе как его охранить?